И иногда возникает острое желание попробовать спасти. Ободрить, объяснив, что можно все-таки что-то сделать, "хотя бы попробовать", что молодость это может быть и очень серьезно, может быть фундаментом, а не этапом, что что-то в ней можно уберечь от гибели, что молодость не обязательно терять или обменивать на что-то взрослое, а потом на уже необратимо взрослое.
А иногда от понимания невозможности спасения возникает острое желание что-то сохранить, записать, сберечь то последнее, что остается от уходящих на твоих глазах в никуда.
Когда человек умирает физически, есть все-таки ощущение, что, когда и с тобой это произойдет, ты встретишься с ним. Когда умирает чужая молодость, такой надежды нет. Нет места, в котором с нею можно было бы встретиться вновь. С чужой молодостью, да и с чужим детством, разумеется, ты прощаешься навсегда.
