Уверенно предположу, что "Щегол" окажется в "сокровищнице мировой литературы". Это роман не для хайпа на полгода. Он будет заметен, он будет упоминаем, он будет влиятелен еще много-много лет. Исходя из этого, и следует принимать решение, пробовать его читать или нет? Понравится или не понравится - это уже дело вторичное. Веса и статуса "Щегла" этим не отменить. Мне, например, много чего не нравится - Пруст не нравится, Стругацкие не нравятся... Но отрицать влиятельность первого для мировой литературы, и влиятельность вторых для отечественной я никогда не буду.
Теперь про сам роман.
Роман отчасти про дружбу человека думающего и потому "ослабленного рефлексией", и человека "витального", переполненного жизнью и от того очень сильного. Человека, проблематизирующего собственное существование (да и в целом жизнь, да еще и в категориях добра и зла), и человека, живущего энергией настоящей ницшеанской "жизненной силы". Человека, мучающегося проблемой выбора и боящегося ошибиться, и человека, воспринимающего жизнь не как экзаменационное испытание со стороны высоких инстанций, а как просто перемену комбинаций-стечений обстоятельств. Это все само по себе интересно, когда такие люди общаются, дружат, идут по жизни бок о бок.
Но вот, в чем прикол. Если спросить публику, которая не в курсе, как вы думаете, кто русский, а кто американец в паре "рефлексирующий и витальный"? Публика, разумеется, ответит, что русский это проблематизирующий и терзающийся, а американец это "человек жизненной силы". И я бы так ответил.
Но в романе американки Донны Тартт все наоборот. Рефлексирующий - американец. А размашисто живущий рефлексами - русский.
Почему так? Я не знаю. У самой Тартт не спрашивали про это?
Может она из тех форингов, кто, читая русскую литературу, решил, что настоящий русский это не Пьер Безухов и Иван Карамазов, а Федор Долохов и Парфён Рогожин?
Может русские с американцами вообще видят себя (и друг друга) наоборот? Мы думаем, что это мы думаем и мучаемся проблематизацией, а они "просто живут", а они думают, что все наоборот?
PS: Кстати, товарищ Томас Манн, более чем начитанный в русской литературе, что-то подобное изобразил в "Волшебной горе". Европейцы терзаются, русские движимы первобытной жизненной силой.